Призраки, преследующие банкира, когда его мир сходит с ума, ужасны. Я могу утверждать это, потому что помню 1907 год.

"Бегство" — всегда подходящий материал для кошмара банкира. Только представьте себя в роли банкира, обнаруживающего у фасада из зеркального стекла бесконечную колонну мужчин и женщин с депозитными книжками и чеками, зажатыми в руках. Представьте себе, как те, кого вы очень хорошо знаете, те, у кого самые большие остатки на счетах, проталкиваются в голову очереди, чтобы взволнованно спорить там с вкладчиками, стоящими ближе всех к окошкам кассиров расходной кассы. Но даже это не даст вам и намека на то, что такое ужас банкира, если вы не усилите эффект роем охрипших разносчиков газет. Каждый из них выкрикивает свои заголовки на истеричной ноте; затем добавьте к этому отвратительному концерту s качестве обертона звук шаркающих ног толпы.

Хотя вкладчики никогда не собирались такой толпой у нашего банка, я познал аромат ужаса просто за счет рассмотрения самой этой возможности. Мы имели самый большой и самый сильный банк в стране. Но, очевидно, мы не могли надеяться, что когда-либо сможем выплатить деньги всем нашим вкладчикам, если они потребуют их одновременно. Величина не спасет слона, посаженного на муравейник. Величина не спасет банк, если бегство вкладчиков продлится достаточно долго. В том 1907 году размеры "Нэшнл сити бэнк" считались в Америке феноменальными и более чем внушительными в Лондоне, Париже, Берлине и Санкт-Петербурге.

Мы имели в собственных хранилищах более 40.000,000 долл. в качестве наших законных резервов — причем три четверти этой суммы в золоте. В наших книгах были отражены суммы, представлявшие миллионы, которые должны были нам другие банки; мы имели бумаг на почти 120.000.000 долл. ссуд и учтенных векселей; мы имели государственных облигаций на много миллионов; каждый день через нас проходили бумаги, представлявшие миллионы долларов, отраженные в наших книгах как "документы для расчетной палаты". В августе 1907 года мы были потрясающим организмом.

Наши общие ресурсы составляли: 231.455.057,07 долл. Но, конечно, у нас были и обязательства: 231.455,057,07 долл.

Если это и было большое сильное животное, оно было породистое, и я был одним из его погонщиков, которым была вверeна ответственность за его благосостояние, его длительное существование, его дальнейший рост. Можете поспорить, что я беспокоился, когда вся страна оказалась заражена безумием страха.

Из Рузвельтов в Белом доме в то время сидел Теодор. Его политика и поведение целиком и полностью неприемлемы для ортодоксальной финансовой группы. Его называли демагогом, а он, в свою очередь, ,угрожал страшными вещами. Как-то раз он пригрозил национализировать шахты s качестве способа уладить забастовку. Он сказал, что использует для этого армию. Фактически большинство вещей, которые хотел сделать Теодор Рузвельт, были хороши для страны; но некоторые из его схем были опасны.

Однако его антагонизм по отношению к железным дорогам и финансистам железных дорог был силен; этот антагонизм простирался практически на все самые большие корпорации. Даже без враждебности с его стороны железным дорогам приходилось бы нелегко. Их возможностей оказалось явно не достаточно для решения задачи перемещения груза на первом в истории континенте, заселенном от края до края единственной нацией. Джеймс Дж. Хилл потряс страну, объявив, что нужно потратить двенадцать с половиной миллиардов долларов в течение десяти лет, чтобы привести железные дороги в состояние, пригодное для выполнения работы, которая от них требовалась. Различные отрасли промышленности весьма часто оказывались в неудовлетворительном положении и поэтому увольняли многих из своих служащих. В то же время все безработные оказались вовлеченными в конкуренцию за те вакансии, что были, с несметным числом иммигрантов. В десять месяцев, окончившиеся s октябре, 1.150.000 чужаков достигли наших берегов, и все они прибыли искать свое счастье в Америке. В тот самый месяц, когда началась паника, высадились 111.000 иммигрантов. Исходя из того, что происходило, один этот факт представил неприглядную сторону плохого управления со стороны нашего правительства. Но это еще было не все: медная промышленность получила серьезный удар — падение цен на медь. За шесть месяцев медь понизилась с двадцати шести до двенадцати центов за фунт. "Амалгамэйтед коппер" сократила свои дивиденды наполовину, и некоторые спекулянты акциями медных компаний оказались в финансовых тисках.