Когда в трастовой компании он предъявил свой депозитный сертификат, его пригласили на встречу с вице-президентом. Этот человек попытался урезонить Стрита; он сказал, что компания столь же сильна, как и сама страна, и что со стороны м-ра Стрита глупо подвергаться риску ограбления или потери этих денег как-то иначе. Но Стрит был тверд, поэтому к yroвoрам присоединилось еще одно должностное лицо, а когда и он не смог изменить мнение клиента, к группе примкнул сам президент В течение почти трех часов эти люди спорили и угождали. Вероятно, была одета их гордость, но все. что они говорили, только увеличивало страх Стрита, пока он не стал воплощением паники 1907 года.

— Страна в ужасном состоянии, — сказал он, — если три таких человека, как вы, могут тратить часы, цепляясь за счет такого размера,
— Но для вашего же собственного блага, м-р Стрит...
— Деньги! — проревел Стрит — Я хочу деньги. Читайте, что написано на этом сертификате: оплата по требованию. Я требую деньги.
— Не так громко, пожалуйста, м-р Стрит, ведь мы просто пытаемся уберечь вас от неразумных действий. Что вы собираетесь сделать с деньгами?
— Не ваше дело. Я хочу получить эти деньги.
— Хорошо, если вы настаиваете, позвольте нам выдать вам гарантированный чек.
— Наличные, — повторил Стрит пронзительно, — или я выхожу и передаю эту историю в газеты.

Тогда они сдались и выдали ему его кипу банкнотов по одной тысяче долларов. Когда я получал от него эти желанные деньги и поспешно заверял его, что в "Сити бэнк" они будут в полной безопасности, ни один из нас и не догадывался о будущем, в котором его сын и моя дочь поженились и сделали нас дедами-партнерами абсолютно восхитительной маленькой девочки; собственно говоря, двух восхитительных маленьких девочек.

Безумие, конечно, подходящее слово для внезапного иррационального всепроникающего страха, распространяющегося по всему человеческому стаду в такое время, как то, что я описываю, От слишком частого использования слово "паника", как инструмент мышления, перестало иметь должное ему граничное значение. Оно выродилось в наших словарях просто в символ времени, своего рода звездочку, отмечающую в календаре нашей памяти такие годы, как 1873, 1893 и 1907. Однако банковская паника, произошедшая в 1907 году, фактически сродни той, которая происходит, когда команда тонущего судна направляется страхом, а не твердым капитаном, и бросается к шлюпкам, забыв обо всех своих обязанностях, кроме примитивного инстинкта самосохранения. Эта быстрая зараза распространяется мгновенно, стоит лишь вам произнести слово "паника!"

О, но в 1907 году у нас был твердый капитан; именно в те напряженные дни раскрыл я для себя, какой замечательный интеллект мерцал в жестких глазах Дж. Пьерпонта Моргана. Он был нашим капитаном; он буквально был капитаном всей страны. Когда механизм банковской системы утопал в трудностях, его руководство было чем-то самим собой разумеющимся. Самые важные люди с готовностью откликались на его призыв и обычно быстро выполняли его волю. М-р Морган мог быть грубым, когда терял терпение, а когда ему мешали — неумолимым.

Один из первых шагов, предпринятых м-ром Морганом с целью подавить панику, созыв президентов всех трастовых компаний. Удивительное дело, но прежде они никогда вместе не собирались.

Итак, м-р Морган, повернувшись спиной к камину, наблюдал, как эти люди постепенно собирались в ответ на его призыв. По острому контрасту со связью между президентами банков через их Ассоциацию расчетных палат и другие контакты, среди трастовых компаний царило полное отсутствие организации. Сердитым голосом м-р Морган пожаловался м-ру Стиллману, что этим утром он фактически должен был представлять друг другу президентов некоторых самых больших трастовых компаний. Как это было справедливо в отношении всех банкиров, м-р Морган накануне обходился практически без снаспеша успеть со встречи на встречу: в офисах Моргана, у него дома, в "Уолдорфе", или в том или ином банке. Его нервы тем утром были раздражены, Он использовал каждую нить своего интеллекта, чтобы охватить проблему нации. Кроме того, он испытывал, я думаю, нормальное презрение банкира по отношению к нечистоплотным банковским операциям некоторых из собравшихся тогда по его приказу.